Традиции рабочего люда Ремесленники высшей пробы Станционные смотрины Местные знаменитости и кумиры "Малая Одесса" в центре Кодымы
Итак, мы ознакомились с историко-статистической справкой и теперь самое время перейти к довоенной Кодыме. Весьма условно Кодыма делилась на два региона: станционный и собственно местечко. Разницы между ними не было никакой, или почти никакой. Поближе н железнодорожному вокзалу располагались, в основном, властные Органы: суд и прокуратура, райисполком и райком партии, банк и милиция, райпотребсоюз и Дом культуры, украинская школа и стадион, почта и телеграф. Были здесь /и поныне остались/ промышленные объекты, и главные среди них - консервный /бывший повидловарочный, основан еще в 1754 г./и кирпичный заводы, впоследствии вошел в строй завод железобетонных изделий, маслобойка, маслозавод и, разумеется, железнодорожная станция со всеми своими службами. А в Кодымском районе были /и остались/ Писаревский спиртовый и Грабовский известковый заводы. В местечке преобладали ремесленники /часть из них имела свои "точки" и в привокзальном районе/ самого разного калибра: сапожники и портные, жестянщики и шапочники /шапочники - отдельная категория портных, которые обладали самым современным по тем временам искусством пошива головных уборов самых разных фасонов и конфигураций/, стекольщики и лудильщики, мастера по ремонту примусов и велосипедов, строители самого широкого профиля и бондари. И еще там располагалась артель «Соломка», где мастера выделывали из обычной соломы чудеса - веники, корзины, ходуны к ильные и удобные лапти/ и другие очень нужные в хозяйстве вещи. Было здесь и особое племя - балагулы: конюхи со своими лошадьми, готовые по первому зову возить, перевозить, грузить вещи и самые разные товары в любой конец обширного района. Из окрестных деревень с раннего утра и до поздней ночи сельчане приходили и приезжали в местечко, к пристанционным мастерам на бричках-одноконках и грузных подводах. Им нужно было срочно лудить, паять, стеклить, сооружать бочки любых размеров, чинить обувь и тачать сапоги, шить и перешивать. Мастеров все знали наперечет и обращались к ним не столько по фамилии и имени, сколько по профессии. В почете были Абрам-шапочник и Ихил-соломенщик, Аврум-портной и Ривн-балагула, Шейвах-стеколыцик и Менаше-сливочник, Айзик-кузнец и Мойсей-пекарь, Янкл-точилыцик ножей и Мотл-закройщик, Колтман-бондарь и Лейв-кровелыцик, Бень-кожухарь и Фавл-столяр... /Менаше Спектор слыл поистине уникальным специалистом по сушке слив, которые пользовались успехом не только в Кодыме и районе, но и в самой Одессе/. Это был свой, особый мир, со своим ритмом жизни, своими привычками и законами. Здесь человек ценился по главному показателю - что и как он умеет делать. Продукция, которая выпускалась только отличного качества /по современным понятиям сказали бы так - со Знаком качества/ была лучшей визитной карточкой специалиста: именно к нему стремились попасть в очередной раз. Если вы всей семьей или поодиночке сфотографировались, скажем, в обширной фото-империи Моисея Штерна, независимо от того, кто снимал из его большой и дружной семьи - качество было гарантированно. /В нашем семейном альбоме есть немало снимков, сделанных этими замечательными мастерами/. Словом, это была своеобразная «Малая Одесса» очень напоминающая своего большого брата. Всякое жульничество особо остро осуждалось; если к человеку приклеивалась кличка «лодырь», или, что еще хуже, « бракодел», - отмыться было ох как нелегко. При этом применялось самое острое оружие - едкое высмеивание, пародии, ядовитые шутки. У ремесленного люда были свои традиции, свой микроклимат, свое, ни с чем не сравнимое наречие. На шутки и подковырки, нередко обидные и даже злые, мало кто обижался. Не всегда перепалки велись на дипломатическом уровне, нередко применялись и выражения, по громкости и изобретательности весьма далекие от парламентских. Но до потасовок дело не доходило. Кто бы мог подумать, что эти трудяги-ремесленники /в полном смысле этого мастерового понятия/ в тяжелую для страны годину поменяют свои рабочие спецовки и прилаженный инструмент на солдатскую поклажу - многоцелевую и круглогодичную шинель и котелок, ботинки и обмотки, вооружатся винтовками, ножами и автоматами и станут пехотинцами и артиллеристами, минерами и понтонерами, подносчиками снарядов и заряжающими, наводчиками и разведчиками, будут в неимоверно тяжелых фронтовых условиях ремонтировать танки, артиллерийские орудия и машины. А некоторые так и останутся ездовыми, только вместо мирных своих поклаж будут возить на передовую и в ремонт пушки и гаубицы самых разных калибров. Иные из них так и останутся на поле брани, пропадут без вести или вернутся калеками. Все это будет потом. А пока продолжим экскурс в довоенную Кодыму. К добрым и запоминающимся традициям следует отнести и особый колорит праздников. Отмечались они и в домашних условиях, и на природе. На т.н. маевках, которые организовывались обычно в близлежащих лесах, гремела музыка, проводились самые всевозможные состязания. Было весело, интересно и уютно. Славилась наша Кодыма и многодетными жителями. Всеобщим (уважением пользовались трудовые семьи Целикманов и Нафтуловичей, Штернов и Бурда, Брейтманов и Шварцманов, Лейса и Тригера. Война существенно просеит их. /О некоторых из них расскажу позже/. Кодыма была местечком интернациональным. Пишу «была», т.к. ныне положение в корне изменилось. Разумеется, преобладало коренное население - украинцы. Жили здесь русские, молдоване, евреи, поляки, татары и даже несколько китайцев, нивесть каким образом попавшие в наши края. Могу с полным основанием сказать, что до войны, которая стала важным барьером между прошлым и будущим, никаких, или почти никаких, эксцессов на национальной почве не было. А если и случались шероховатости на этой ниве, то лишь на уровне семейных или соседских недомолвок. Более того, некоторые соседи - украинцы очень даже неплохо изъяснялись на идиш, даже бравировали этим, и это создавало особый колорит/. Наш сосед Коля Митник, чистокровный украинец, изъяснялся на идиш не только профессионально, но и с каким-то особым южным колоритом, знал все еврейские праздники/. Как оказалось впоследствии, в целом такая идиллия была обманчивой и никак не отражала истинного положения дел. В этом мы убедимся с вами уже в следующей главе. Разумеется, речь идет только о тех, кто польстился на подачки и легкие хлеба, кто затаил злобу, зависть и ненависть к своим соседям. |  | Были у нас и свои особо ценимые и уважаемые граждане. Мало кто не знал всеми уважаемого доктора Гайдая, врача-многостаночника: он был терапевтом и костоправом, хирургом и педиатром, принимал роды и накладывал повязки, знал и собирал целебные травы, делал из них настойки и настоятельно рекомендовал своим подопечным. Мне довелось на себе прочувствовать теплоту и мастерство его рук. Особой гордостью кодымчан был Григорий Маркович Гакштейн. Дореволюционный солдат, он был удостоен в ту пору высшего солдатского отличия - четырех Георгиевских крестов, т.е. был полным Георгиевским кавалером. /«Полным Георгием», как говорили тогда/. Богатырского телосложения, с лихо закрученными усами он появлялся при всем параде только в особо знаменательные дни, чем неизменно шокировал и местную власть, и своих земляков. Как сейчас вижу его на перекладных /последние годы он работал ездовым в райпотребсоюзе/ при всех регалиях, с гордо поднятой головой. /Правда, эти поистине героические награды не спасли его в зловещем 1937-м. По навету его арестовали и секира «правосудия» уже было нависла над его головой. Лишь по счастливой случайности он остался жив. А за его сыном Рудольфом еще долго вился «позорный» шлейф - «сын врага народа»/. Нашим кумиром был и Семен Гайсинский, один из первых кодымчан, окончивших летную школу. Приехал он сразу после выпуска в парадной форме, очень гордился ею. А мы гордились нашим земляком, вступившим в иной, нам пока неведомый мир. Мне было приятно вдвойне, так как младший брат Семена - Марик был моим другом. Тогда нам представилась уникальная возможность поносить «летческую» фуражку, одевать портупею и даже притрагиваться к кабуре, в которой хранился самый настоящий пистолет. Как нам завидовали сверстники! /Я не упоминаю не менее выдающихся личностей, о которых подробно рассказала Надежда Боровая в книге «250. Кодима»: о бывшем директоре украинской средней школы №1 Семене Цвигуне, ставшем впоследствии генералом армии, первым заместителем председателя КГБ СССР, Героях Советского Союза Франце Карпинском, Анатолии Малихове, тех, кто принял боевое крещение в Афганистане и других/. В послевоенные годы мы восхищались военной выправкой и боевыми наградами братьев Штерн - Семеном, Борисом и Алексеем, и братьев Нафтуловичей -Ефимом и Ильей. Были у нас места одинаково ценимые всеми жителями: одно из них - железнодорожный вокзал. Особенно в выходные и предвыходные дни сюда было не протолкнуться, несмотря на то, что одно время вход был платный. Встречи пассажирских поездов из дальних и ближних городов были особенностью местного ритуала. Здесь назначались встречи, иногда просто отдыхали в железнодорожном буфете, где всегда было свежее пиво, и не только оно, разного рода сладости и свежая выпечка. Поистине домашнюю обстановку в буфете создавала хозяйка заведения - Фира Семеновна Белгородская, пользующаяся всеобщим уважением. /В этой связи добавлю, что недавно Фире Семеновне исполнилось 90, она получила немало поздравлений от своих земляков/. А пассажиры, мелькавшие в окнах вагонов /стоянка пассажирских поездов длилась всего 2-3 минуты/, казались выходцами из других миров. С трепетом ожидали, когда сам начальник станции лейтенант-инженер тяги Михаил Шлаин по всей форме и в своей неизменной красной фуражке и жезлом принимал и отправлял поезда. Этот ритуал пользовался особой популярностью и вниманием. А если предстояло кому-то уезжать в ближние или дальние края, то в проводах принимали участие все наличные силы: одни «забивали» место, где должен был остановиться вагон, другие распределяли кому и когда подавать вещи, третьим вменялось в обязанность вести переговоры с проводниками, чтобы найти место получше, четвертым, самым рослым, поручалось особо почетное задание: в случае большого затора или иных непредвиденных обстоятельств подавать чемоданы, сумки и баулы, а нередко и самих отъезжающих, поверх голов... прямо в окна нагонов. Частенько именно этот способ оказывался самым эффективным. В таких экстремальных ситуациях самым дефицитным подавальщиком был мой отец. Его двухметровый рост позволял спокойно, через головы провожающих и запреты кондукторов, благополучно завершать посадку: уезжающий после головокружительного подъема мягко приземлялся прямо в вагоне. Все эти и еще ряд иных, не менее важных операций, нужно было успеть завершить за те самые мизерные 2-3 минуты. Наконец, звучал гудок. Одни, счастливчики, махали из окна и дверей вагонов, другие, провожающие, с чувством исполненного долга возвращались на перрон. И еще расскажу об одной традиции, довоенной и послевоенной: те, кто уезжал в Одессу, Киев или другие города, нагружались т.п. передачами для тех, кто учился вдалеке от дома. Отказаться от этой поистине почетной обязанности значило навлечь на себя большую неприятность. Беру на себя смелость утверждать, что Отказов не было. Своим чадам родители частенько передавали быстропортящиеся харчи - отварное мясо и соленья, домашние котлеты и собственное печенье, колбасу и творог, фрукты и овощи. Поэтому был непреложный закон: взял передачу - доставь ее прямо в руки и в тот же день. Те, кто в послевоенные годы учился в Одессе, хорошо знали это место на Дерибасовской, у диетической столовой: сюда собирались счастливцы - обладатели свежих домашних передач и щедро делились с теми, кого на этот раз обошли родительскими дарами.
Другим местом традиционных встреч был наш Кодымский пляж на берегу...водокачки. В знойный летний день здесь можно было искупаться /если, конечно, воду не откачивали/, загорать. Была еще речка Кодыма, но летом она частенько пересыхала и становилась обычным ручьем. А уж около нашего культурного центра - Дома культуры им. Шевченко вечером протолкнуться было невозможно. Кроме местного оркестра, который два-три раза в неделю демонстрировал свое умение, здесь велись волейбольные и шахматные баталии, работали буфеты, где продавали сельтерскую воду, конфеты, булочки и, главное, умопомрачительного вкуса мороженое в вафельных стаканчиках. А как не вспомнить нашу всеобщую гордость - футбольную команду и ее именитых и незаменимых игроков: неутомимого капитана и центрального нападающего Яшу Полякова, нападающего Корниенко /из местной воинской части/, виртуоза-вратаря Сему Брейтмана... Наши футболисты не раз привозили трофеи с солидных, в том числе и областных соревнований. Был в местечке и свой убогий - некто Бенчик. Это был рослый и застенчивый парень. Его кормили, одевали, за ним ухаживали практически все. Он всегда улыбался, никого не обижал, даже детвора редко дразнила его. Словом, довоенная Кодыма трудилась и отдыхала, училась и веселилась, используя весь богатейший природный и человеческий арсенал. Кто бы мог даже предвидеть, что будущее будет таким кровавым и непредсказуемым. |
